Не смог устоять и пройти мимо такого шикарного материала!
Журналист «РР» снова отправился работать школьным учителем. На этот раз ему достался один из самых странных предметов — обществознание. В советское время этот курс назывался «обществоведение» и был круто замешан на марксизме-ленинизме. Нынешняя дисциплина являет собой хитрую смесь из социологии, экономики, права, философии, психологии. По сути, это разговоры о главном, о том, что волнует подростков, да и всех остальных. Учебный год подходит к концу — пора подвести итоги
Дети и цифры
У меня семьдесят детей. Звучит гордо. Это я к тому, что веду уроки в пятом, шестом и седьмом классах. Правда, одна знакомая учительница призналась, что детей у нее шестьсот. И ничего, девушка вполне себе жива и даже замуж собирается.
Салат и наука
Обществознание… Это чуть ли не самый главный предмет в школе. Формулу дискриминанта и дату Полтавской битвы человек может забыть и спокойно жить дальше. А вот без умения понимать людей и общество — никак.
С советским обществоведением все было понятно: марксизм-ленинизм; материя первична; бога нет, потому что космонавты его в небе не обнаружили.
После падения СССР этот предмет лишился идеологической составляющей. Получился такой странный салат из разных общественных наук. Кусочек экономики, нарезка из философии, нашинкованное право, порубленная социология, высушенная психология… Все это кое-как перемешивается и заправляется соусом из морализаторских рассуждений.
Блюдо раскладывается по мискам: пятый класс, шестой, седьмой, восьмой и так далее — до одиннадцатого. Тут как в салате: где-то оказалось чуть больше одного ингредиента, где-то другого.
А в конце этого праздника кулинарии учеников ждет ЕГЭ. Там надо ставить галочки возле единственно правильного ответа на вопрос, одного ответа на который заведомо быть не может.
Что-нибудь вроде:
«И человек, и животное
1) свободно определяют цель своего поведения;
2) имеют индивидуальные интересы;
3) осознают свою уникальность;
4) зависят от природных условий.
Укажите один правильный вариант».
Утро и ноги
Утро. До первого урока полчаса. Темно. Ни у школьников, ни у учителей сознание еще не включилось. Все как сомнамбулы. И только три шестиклассницы стоят у дверей и звонкими голосами приветствуют каждого входящего:
— Доброе утро! Вытирайте ноги! Удачного дня! Доброе утро!
Вытираю. Улыбаюсь. День начался.
Предмет и объект
Пятый класс. Решил рассказать про разницу между предметом и объектом. Боялся, что рановато, ведь это разделение не понимают даже некоторые выпускники университета. Но как-то все само произошло.
— Смотрите, вот кусочек мела. Это объект. Он один. Но предмет может быть разным. Для химика это химическое соединение, карбонат кальция. Для экономиста товар, имеющий свою стоимость. Для палеонтолога…
— А кто такой палеонтолог?
— Это тот, кто древних животных изучает.
— Мел сделан из динозавров?
— Не совсем из динозавров. Из скелетов малюсеньких существ под названием фораминифера. Представляете, вот в этом мелке миллионы скелетов вымерших организмов. А для психолога мел — это…
Задумываюсь. Тут надо как-то вырулить на психологию, это же основная тема. Психология, психология… При чем здесь психология? О! Надо про зрительное восприятие. Рисую два крестика. Один маркером на белой доске, другой мелом на обычной.
— Какой из крестиков вам лучше видно? Голосуем.
Победил мел: восемнадцать голосов против двух. Ура! Всего за полторы минуты мне удалось провести почти настоящий эксперимент. Из состояния педагогической гордости меня вырывает голос с задней парты:
— Но если бы маркер был толще, его было бы видно лучше…
Меня справедливо ткнули носом в неточность методики. Сообразительные дети — это ужасно.
Ганди и контрольная
— Заканчиваем урок. Вопросы есть?
— Есть! Целых два. Во-первых, будет ли на следующей неделе контрольная? А во-вторых, был ли Махатма Ганди левым?
Майдан и ровесники
По телевизору сплошная Украина. Тогда еще речь шла про Майдан, а не про Крым и Донецк. Даю семиклассникам рискованное задание взять интервью у сверстника из Киева. Социальные сети вам в помощь! У нескольких ребят получилось. Вот фрагмент переписки москвича с киевской ровесницей:
« — Как ты относишься к этим событиям?
— Я считаю, что решать такие вопросы нужно мирным способом (и вообще какие-либо вопросы). То, что творится на Майдане, — это ужасно. Люди ведут себя как маленькие обиженные дети. Но вообще это страшно.
— Как ты думаешь, почему это происходит в такой агрессивной форме?
— Потому что люди не умеют общаться друг с другом и выражать нормально свое отношение. Их не слышат».
Глаза и зарплата
Один профессор педагогики мне объяснял:
— Сейчас зарплаты учителей стали нормальными. По крайней мере в Москве. Люди не идут в школу не из-за этого.
— А из-за чего же?
— Да потому что это очень, очень трудная работа!
Действительно трудная. Представьте, что перед вами двадцать пять подростков. Нормальные дети без патологий и приводов в полицию. Но каждую секунду с ними что-то происходит. Чтобы нормально провести урок, надо иметь остроумие Ильфа и Петрова и скорость реакции, как у Джеки Чана.
Вот девочка на первой парте упорно тянет руку. Хочет ответить? Так вроде я вопроса не задавал. В туалет? Перемена пять минут назад закончилась. А мальчик на соседней парте что-то упорно пишет. Он мой урок конспектирует или домашнее задание по алгебре доделывает? Другой достал планшет и уткнулся в него. Как реагировать? Поначалу я ругался и отбирал гаджеты до перемены. Но потом обнаружил, что часть учеников смотрит в Википедии термины, которые я употребил при объяснении. Это надо поощрять.
А эти двое на задней парте вообще болтают о чем-то своем очень веселом. Отвлечься на них? Произнести любимую фразу советских училок: «Чему это вы так смеетесь? Расскажите — мы тоже посмеемся». Тогда я потеряю остальной класс секунд на тридцать, а то и на целую минуту.
И глаза. Надо смотреть одновременно в двадцать пять пар глаз и видеть, что в них: интерес, скука, усталость. Очень трудная работа.
Докладная записка и мужское начало
Ученица отпросилась с урока в туалет. Возвращается с запиской: «Прошу написать мне докладную на поведение Иванова. Спасибо, О.И.». О.И. — это инициалы моей коллеги, учительницы истории. А Иванов — шумный подросток, который уже схлопотал у меня двойку.
Перечитываю это послание и ощущаю себя персонажем «Вверх по лестнице, ведущей вниз» Бел Кауфман. Там такие записочки чуть ли не треть романа составляют.
На следующий день подбегают девочки:
— Вы написали докладную на Иванова? Напишите. Он плохой. Он из трубочки жеваной бумажкой плевался.
Отшучиваюсь:
— Знаете, репортажи писал, интервью писал, пресс-релизы писал. На крайний случай могу эссе написать. А вот докладные ни разу не писал.
— А что такое эссе?
— Это когда автор излагает свою мысль в свободной форме.
— Вот и напишите докладную в форме эссе, — предлагают девятиклассницы.
— Девочки, если серьезно, то мне не хочется ничего писать. Понимаете, я взрослый успешный мужик. Ну не могу я писать жалобу на бедного Иванова, который младше и слабее меня. Как-то не по мужски.
Девочки задумались. Проблема мужского и немужского в школьной программе не предусмотрена.
Посуда и свобода
В шестом классе проходим тему «Конфликт». Мне хочется объяснить, что за каждым конфликтом — от семейной ссоры до войны между странами — стоит множество разных потребностей, которые не всегда прямо декларируются. Понимая мотивы, проще прийти к согласию.
Для примера беру ссору мамы и дочки по поводу невымытой посуды, войну Шрека и лорда Фаркауда из мультика и Карибский кризис из-за советских ракет на Кубе. Вопрос один: «Чего хотят стороны на самом деле?» Кто-то пытается заглянуть поглубже, кто-то упорно ищет только на поверхности.
Вот два ответа про скандал из-за посуды.
Первый ученик: «Потребности мамы — она хочет, чтобы дочка помыла посуду. Потребности дочки — она хочет сделать это потом».
Второй ученик: «Потребности мамы — уважение, возможность управлять, внимание. Потребности дочки — свобода, самоуважение, возможность принимать самостоятельные решения».
Учителя и потребности
Продолжаем копаться в человеческих потребностях и мотивах. Решил для примера взять себя. Прошу предположить, зачем я сегодня поднялся в половину седьмого, проехал через полгорода и сейчас веду урок обществознания.
— Вам за это деньги платят!
— Ради денег я бы на такое не пошел. Да и деньги тут совсем небольшие. Впрочем, я даже не знаю какие.
— Вы хотите научить нас обществознанию!
— Скорее. Но очень поверхностно. И это не все.
— Вам нравится нас учить!
— Ну да, нравится. Но это тоже неглубоко.
— Вам интересно с нами!
— Очень интересно. Это факт. Но чем вызван интерес?
— Вы любите детей!
— Что?! Я кофе с молоком люблю, жену свою люблю… А на уроке я вместе с вами работаю. И вы работаете. Запомните: ра-бо-та-ем! Продолжаем искать мотивы.
Образование и смерть
До звонка три минуты. Серьезная пятиклассница подводит итог урока:
— И все это не имеет никакого смысла. Поступаешь в вуз, а там: «Забудьте, чему вас учили в школе». Устраиваешься на работу: «Забудьте, чему вас учили в вузе». А в конце люди вообще умирают…
Замазка и Макс Фрай
Поругался с шестым классом. Пытаюсь что-то объяснить. Тут на весь класс раздается:
— Дай мне замазку, блин!
А на задней парте девочка читает Макса Фрая. Это почему-то меня особенно оскорбило. Я же лучше Макса Фрая.
Понимаю, что треть класса занимается чем-то своим. Начинаю злиться, пытаюсь навести порядок. Теряю внимание еще трети учеников. Пытаюсь говорить про уважение к собеседнику. Кажется, потерян уже весь класс. За сорок пять минут успел написать на доске слова «психология» и «социология»
Объявляю, что обиделся. Теперь буду давать только письменные работы. Хотя вряд ли. Ведь обида куда-то улетучивается. Тем более после звонка десяток ребят не убегают на перемену, а окружают меня и пытаются по-взрослому разобраться с тем, что произошло.
— Вообще нам интересно, но так сложно сосредоточиться…
Патриотизм и смысл
— Почему-то школьники считают, что уважение к другим народам не входит в понятие «патриотизм», — сокрушается коллега, проверяя контрольные работы
— А разве входит? — интересуюсь я.
— Почему бы и нет?! Этим он отличается от национализма.
— Но тогда получается, что патриотизм — это за все хорошее против всего плохого. И в чем тогда его смысл?
— Ну да, патриотизм есть. А смысла нету.
Таблички и бейджики
Выясняется, что у меня чертовски плохая память. Никак не могу запомнить, как кого зовут. Вот сидит девочка с хвостиками и в гламурных очках. Она Маша? Или Лена? Или лучше назвать ее Олей, поскольку в этом классе Оль много…
Пытаюсь использовать свой недостаток на благо предмета:
— Давайте придумаем, как мне лучше запомнить ваши имена.
— Пусть все бейджики с именем сделают!
— Нет, лучше бумажные таблички перед каждым поставить.
— Может, считалочку придумать?
— Давайте всем клички дадим…
Выписываю варианты на доске. Получается десяток.
— Отлично! Теперь давайте решим, как будем выбирать окончательный вариант. В обществе существуют разные системы выбора. Например, есть такое слово «консенсус», запишите его в тетрадки. Оно означает, что над решением работают до тех пор, пока с ним не будут согласны все. Другой метод — голосование. За какой из вариантов проголосует больше, тот и будет принят. Так устроены, например, выборы в стране, и в парламенте так решения принимаются…
Собираюсь уже рассказать про простое и квалифицированное большинство, но тут какая-то бойкая пятиклассница предлагает свой вариант:
— А давайте мы сделаем наоборот. Подсчитаем голоса тех, кто не за, а против того или иного варианта. Понимаете, если многие не согласятся, они и не станут это правило выполнять. Где будет меньше противников, тот вариант и примем.
Понимаю, что мне сейчас предложили формулу национального примирения. Задумываюсь.
По итогам «обратного» голосования победили таблички из бумаги.
Повинуемость и тишина
— Будем сегодня кино смотреть?
— Будем. Но сначала вопрос. Как вы думаете, сколько процентов добропорядочных граждан без склонности к садизму готовы наносить смертельные удары током ни в чем не повинному человеку, если кто-то им это прикажет?
— Десять процентов!
— Один процент!
— Никто!
— Половина!
— Григорий Витальевич, давайте кино смотреть!
Шестиклассники рано обрадовались. Я решил показать им фильм «Повинуемость». Фильм документальный, снятый во время знаменитого эксперимента социального психолога Стэнли Милгрэма. Отвратительный звук, размытая картинка. Но главное — это очень тяжелый фильм.
По условиям эксперимента один доброволец должен наносить другому удары током. На экране человек средних лет нажимает на рубильники. Из-за стены доносятся возгласы того, кто получает разряд.
75 вольт. Ой!
105 вольт. Ой (громче)!
150 вольт. Ой! Хватит! Выпустите меня! Я же говорил вам, что у меня больное сердце! Мне плохо!
Испытуемый. Ему плохо, может, стоит остановиться?
Экспериментатор. Все в порядке. Вы должны продолжать эксперимент.
180 вольт. Ой! Мне очень больно! Я больше не могу терпеть! Выпустите меня! (Кричит.)
Понимаю, что уже десять минут в классе стоит гробовая тишина. И это шестой — самый шумный и бардачный. Они сидят не шелохнувшись и смотрят на нечеткую черно-белую картинку на экране. Стоит кому-то неудачно задеть локтем стол, на него со всех сторон почти беззвучно шипят: «Тише ты!» Знакомый доцент социальной психологии рассказывал, что, когда он показывал «Повинуемость» у себя в университете, второкурсники болтали и отпускали шуточки. А здесь сплошное внимание. Конечно, в эксперименте Милгрэма никто ударов током не получал. Вторым испытуемым был сообщник психолога. Но человек, нажимавший на рубильники, этого не знал, как не знают пока и мои шестиклассники.
270 вольт. (Крики агонизирующего человека.) Выпустите меня! Выпустите меня отсюда!
Испытуемый. Я отказываюсь в этом участвовать.
Экспериментатор. Вы должны продолжать.
330 вольт. (Громкие и несмолкающие крики агонизирующего человека.) Выпустите меня отсюда! Выпустите!
375 вольт. Тишина.
400 вольт. Тишина.
415 вольт. Тишина.
Голос за кадром: «Итак, результаты оказались весьма тревожными. Они убедительно показали, что человеческая природа не может противостоять приказу легитимного авторитета и таким образом не в состоянии защитить нас от жестокости и бесчеловечности. Значительное число людей подчиняются приказу, каким бы он ни был. Можно лишь догадываться, до какой степени может простираться власть государства с его огромным авторитетом и влиянием…»
Звучит музыка. Фильм заканчивается. А урок, оказывается, закончился десять минут назад.
Маша и батарея
Урок. Обнаруживаю, что девочка Маша сидит на полу, а не за партой. По идее, это бы надо пресечь. Но что-то заставляет меня проявить мягкость — наверное, педагогическая интуиция пробуждается. Или просто неуверенность:
— Маша, а почему ты там сидишь?
— Здесь батарея, а я замерзла. Но вы не волнуйтесь, я буду вас слушать.
Решаю оставить девочку на полу. Периодически задаю ей вопросы по теме. Маша уверенно отвечает. В конце урока подходит ко мне:
— Я думала, вы не поймете. Спасибо!
Президент и ублюдок
Делаем самостоятельную работу — сравниваем программы кандидатов в президенты США Барака Обамы и Митта Ромни. Девочка поднимает руку:
— У меня вопрос. Можно ли… Нет. Лучше не буду спрашивать.
— Да ладно, не бойся.
— Я хотела спросить, можно ли в ответах употреблять матерные слова?
Не успеваю сгруппироваться и выпаливаю первое, что пришло в голову:
— Да ты хоть все матом пиши, только чтоб по делу было! Ой… А что ты написала? Покажи.
Заглядываю в листок. В ответе о позиции Ромни относительно России обнаруживаю слово «ублюдок», выведенное аккуратным девичьим почерком. Господи, какое невинное дитя учится в седьмом классе!
Платье и белые ленточки
Разговариваем о социальных науках. Базовый пример: девушка Света пошла покупать платье — что по этому поводу думают социолог, экономист, культуролог, психолог.
— Черное платье — это траурно, хотя и красиво, — размышляет пятиклассница.
Подхватываю тему:
— Согласен с вами. Но имейте в виду, что черный воспринимается как траурный в первую очередь в современной европейской культуре. А, скажем, в средневековой Англии траурным цветом был белый. Цвета могут менять свой смысл. Тот же самый белый во Франции долгое время символизировал преданность королю. А в России этот цвет буквально за три года стал ассоциироваться с протестом. Надеваешь белую ленту — значит, ты против Путина.
Смотрю: трое учеников делают из бумаги белые ленточки и пытаются нацепить на себя.
— Стоп-стоп-стоп! Мы сейчас не про это. И вообще мы стараемся изучать общество, а сложно быть исследователем, если ты встал на чью-то сторону. Давайте вернемся к теме покупки платья. Представьте, что вы пришли в магазин…
Тема платья оказалась не такой уж безопасной. Я же поставил на место покупателя весь класс, включая мальчиков. Вот и пошли остроты с легким намеком на гомосексуальность. Быстро меняю платье на джинсы. Удается вплести историю: кто первый начал их носить — американские ковбои или бойцы Гарибальди?
Необитаемый остров и правила жизни
Это все ерунда, что у подростков развитое воображение. С фантазией у них гораздо хуже, чем с реальностью.
Предлагаю седьмому классу игру. Мол, вы попали на необитаемый остров, и вам нужно написать основные законы, по которым вы будете там жить. Ученики делятся на группы. Мои слова о Жан-Жаке Руссо и общественном договоре тонут в поднявшемся гвалте:
— Ты давай к нам в группу!
— А ты иди отсюда, мы с тобой не хотим!
— Я буду президентом острова, и никакие законы мне не нужны.
— Не понял… А что делать-то надо?
За полчаса было написано несколько конституций. Первая была в духе Госдумы. За то, что покинул остров без разрешения руководства, — 16 лет тюрьмы. За митинги и демонстрации — 15.
— Скажите, а вы сами хотели бы жить на таком острове?
— Ну…
У другой группы получился суровый коммунизм. Жителям острова обещаны бесплатная еда, бесплатное образование, бесплатное жилье, бесплатные развлечения. Но за любое отступление от правил тюрьма или расстрел.
Еще одна группа, состоящая целиком из мальчиков, решила приколоться:
1. Наркотики разрешить.
2. Всех девушек покрасить в рыжий цвет.
3. Никакого начальства.
4. Всем отдыхать.
Понимаю, что ребята расслабились. Подхожу, со всей силы бью кулаком по столу и произношу брутальным голосом:
— Так! Теперь я ваш начальник. И вы делаете все, что я скажу. Сейчас быстро встали, взяли швабру и начали мыть пол в классе!
— А где швабру брать? — испуганно лепечет семиклассник.
— Расслабьтесь. Про мытье пола я пошутил. Но поймите: если вы не можете сами выработать четкие правила, найдется кто-то, кто заставит вас жить по его правилам, и придется подчиняться самым дурацким приказам.
Ямщик в степи и лечение импотенции
Заменяю учительницу географии, уехавшую в какую-то экспедицию. Проходим российские степи. Решил во время обсуждения их климата поставить песню: «Степь да степь кругом». Порылся в интернете и нашел ее в исполнении Жанны Бичевской. Мысленно поставил себе пятерку по педагогике: связь культуры и науки — это раз, обращение к духовным скрепам — два, использование мультимедийных средств в обучении — три. И вот идет урок…
— Хорошо. Животный и растительный мир мы обсудили. А скажите, какая сейчас погода в степи?
— Там жарко.
— Нет, холодно.
— Сухо.
— Умеренный климат.
— Можно выйти? Мне в туалет…
— Там ветер.
Выдерживаю паузу и торжественно произношу:
— Прежде чем я назову правильный ответ, давайте послушаем песню.
Нажимаю на кнопочку:
«Степь да степь кругом,
Путь далек лежит.
В той степи глухой…»
Класс разражается хохотом. Господи! Что не так?! Что смешного в бедном ямщике, погибающем в условиях ярко выраженного континентального климата, характеризующегося значительным перепадом температур?..
Смотрю на экран. Ужас! Та интернет-страничка, с которой я запустил песню, пестрит баннерами: «Как увеличить грудь за неделю», «Твоя девушка будет визжать от восторга, как сучка», «Потенция навсегда», «Геморрой теперь лечится так». И если бы только надписи! Но там еще и картинки.
В панике отключаю компьютер:
— Короче, зимой в степи холодно. Переходим к теме «Пустыни и полупустыни».
Аристотель и девочка
Прихожу на урок к коллеге. Пятый класс корпит над самостоятельной работой. Дети усердно анализируют первоисточники. Почти тишина. И вдруг с первой парты раздается писклявое:
— Ну почему этот Аристотель так скучно пишет?!
Янукович и швабра
Наши власти недавно выдали предписание: во всех школах ввести уроки, посвященные Крыму. Мы с седьмым классом их опередили — еще до референдума устроили ролевую игру. Пять команд: «российские власти», «Запад», «новое украинское правительство», «Крым», «российская оппозиция».
— Кто будет себя плохо вести, тот станет Януковичем, — шучу я.
— А можно я буду Януковичем? — неожиданно спрашивает мальчик со смешной фамилией Булкин.
Кратко объясняю позиции сторон. Начинаем готовиться к дебатам в ООН. Сильнее всех вошла в роль «Украина»:
— Я Ярош! — провозглашает бойкий семиклассник. — А это у нас Кличко, Яценюк и Тимошенко. Слава Украине!
— Ваша власть незаконна! Я президент! — кричит с соседней парты Янукович-Булкин.
Российские власти оказались самыми сплоченными: они захватили первую парту и принялись очень серьезно совещаться. Крым тихонько сидит на галерке и, кажется, побаивается всех остальных.
Начинаем дебаты:
— Власть в Киеве нелегитимна…
— Янукович позорно бежал…
— Я остаюсь законным президентом…
— Мы должны защитить права жителей Крыма…
— Россия хочет захватить…
— Наши войска не должны вторгаться в другую страну…
В общем, все как в жизни, только в концентрированном виде. И немножко комично.
— Теперь переходим к самому интересному. Стороны должны договориться между собой. Можно вступать в любые переговоры.
Шум, движение, бардак. Пытаюсь разобраться в происходящем. Вот сидит «Украина». Там все так же Тимошенко, Яценюк и выкрики «Слава!». К тому же пытаются доломать стул. Но, оказывается, буйный мальчик, называющий себя Ярошем, уже сидит в «российском правительстве» и деловито обсуждает пункты мирного соглашения:
— Давайте Крым будет ни у вас, ни у нас, а независимым государством. Но ваши военные базы в Севастополе мы оставляем. Русский язык не трогаем. А вы семьдесят процентов долгов по газу нам спишете. Устраивает?
«Российские власти» задумываются. Они не то чтобы согласны, но явно готовы к переговорам. А тем временем Янукович-Булкин бродит от команды к команде и предлагает себя. Слышу его диалог с «Западом»:
— Давайте вы меня признаете президентом, а я размещаю базы НАТО в Крыму…
В конце концов он утомляет всех, и первый пункт мирного соглашения принимается единогласно: «Стороны не признают Януковича президентом Украины». Обиженный Янукович-Булкин хватает швабру и начинает ей жонглировать.
Раздаю заготовленные материалы. «Западу», «Украине» и «российской оппозиции» вручаю распечатку передачи Дмитрия Киселева. «Крыму» и «российским властям» даю текст с какого-то украинского политического сайта. Собственно, в этом суть урока — научиться понимать других.
«Российская оппозиция» подходит ко мне в недоумении:
— Тут написано, что мы национал-предатели и это… как его… пятая колонна.
— А сами вы как думаете? Вы согласны с позицией, которую провозглашали?
— Ну да. Мы против военного вторжения на Украину, против конфликта с Западом, против железного занавеса. Я с этим согласен.
— Ты имеешь на это право.
— Но ведь тут написано, что мы национал-предатели. И как с этим быть?
— А это уж ты сам решай. В учебнике ответа нет. У меня тоже.
Имя и отчество
Похоже, школа скоро окажется единственным институтом в стране, где обращение по имени-отчеству остается незыблемым. В этом есть что-то аристократичное. К священнику обращаются «отец», в армии — по званию, а в школе к учителю по имени-отчеству.
Но я все равно ничего не могу поделать со своими демократическими привычками. Вскоре мое отчество забывают и переиначивают под него фамилию:
— Здравствуйте, Григорий Тарáсович!
Мстительно называю в ответ Машу Леной.
Березовая роща и торговый центр
Все-таки не все учебники по обществознанию такие унылые. Почему-то для пятого класса сделали вполне достойную книжку. Если со старшеклассниками разговаривают почти как с дебилами, то здесь попадаются вполне реальные ситуации.
Вот, например, история, как жители района протестовали против планов строительства торгового центра на месте березовой рощи. Даже процитированы подлинные документы. Ребят это цепляет, ведь между ними и серьезными чиновниками в кабинетах не такая уж большая разница.
Разбиваемся на команды: недовольные жители района, владельцы будущего торгового центра и местная администрация. «Торговый центр» оказывается самым уверенным:
— Ну, во-первых, сейчас по этой роще страшно ходить, особенно в темноте. Вот построим торговый центр, можно будет спокойно гулять. Во-вторых, подумайте о том, что в вашем районе появится множество магазинов. Не надо никуда ехать, уменьшатся пробки. Ну а если вы так переживаете за природу, мы обещаем создать в торговом центре ботанический сад и приют для бездомных животных. Да и не собираемся мы всю рощу вырубать — речь идет лишь о части территории.
«Жители района» вяло рассказывают про любовь к деревьям и рисуют плакат «Спасем березовую рощу!». Испуганная «администрация» почему-то обещает разгонять любые акции протеста, но при этом строительство не разрешает.
«Торговый центр» явно выигрывает. Предлагаю подписать трехстороннее соглашение: на каких условиях администрация и граждане допустят строительство. За сорок пять минут почти удалось договориться.
Реальность настолько вдохновляет подростков, что этот торговый центр становится моим проклятьем: школьники отказываются слушать новую тему и требуют, чтобы мы продолжили разбирать эту историю.
Учебник и предатели
В минуту педагогического отчаяния снова пытаюсь обратиться к учебнику обществознания: «Предателей родины во все времена либо изгоняли, либо убивали… Нежелание присоединиться к общим усилиям не может расцениваться иначе, как измена. Те, кто так поступает, предают свою собственную природу, память предков, их наказы и заветы…»
Отчаяние усиливается.
Габон и многопартийность
Черт бы побрал этот интернет! Даю задание привести примеры стран с однопартийной системой. Верю, что в их памяти отложились мои рассказы про Китай и Северную Корею. Если бы…
Семиклассники лезут в Сеть, после чего сообщают мне, что однопартийная система торжествует в Габоне и Камеруне. Это правильно или неправильно? Ну конечно же, учитель должен знать про все забытые богом страны Африки, помнить их партийные системы и знать решения последних съездов партии!
Девочка и конформизм
Воспроизводим знаменитый эксперимент социального психолога Соломона Эша. Две трети класса выгоняю в коридор. Остальным объясняю:
— Смотрите: испытуемым нужно определить, какая из трех линий, нарисованных справа, равна линии Х слева. Ничего сложного. Вы видите, что правильный ответ — линия № 3. Но вы сейчас сообщники экспериментатора и должны отвечать, что это линия № 2. Так мы сможем выявить эффект конформизма. Главное — работать слаженно и убедительно. Иначе эксперимент сорвется и весь наш труд пойдет насмарку. Задача ясна?
Запускаем первую половину «наивных испытуемых». Начинаем эксперимент.
— Вторая линия!
— Вторая!
— Вроде бы вторая.
— Вторая…
Мои помощники работают на редкость артистично. В итоге процент поддавшихся давлению группы оказывается даже больше, чем в классическом эксперименте. Запускаем следующую партию.
— Вторая.
— Вторая.
— Третья!
И это говорит моя сообщница — трепетная блондинка, которая вроде бы понимала задачу лучше всех. Почему?! Смотрю на нее так, словно хочу испепелить саму девочку и всех ее потомков и предков до десятого колена.
Она смотрит на меня с некоторой гордостью:
— Я могу объяснить, почему я так поступила.
— Поговорим об этом на перемене. Продолжаем!
Естественно, эксперимент срывается. Даже одно отклонение от общего согласованного ответа группы сводит давление к нулю, и испытуемые говорят то, что видят.
На перемене девушка подходит:
— Понимаете, я специально назвала не тот вариант.
— Зачем?! Ты же разрушила наш общий эксперимент.
— Я понимаю. Но если соглашаться с мнением большинства, то общество деградирует. Из конформизма может получиться фашизм или что-то в этом роде. Должен быть кто-то, кто не согласен. Пусть даже он будет один, пусть даже он будет не прав.
— Ох… Вот думаю, что тебе поставить: пятерку с плюсом или двойку с минусом.
Смотрю на девочку. Плевать ей на двойки и пятерки. Она поняла что-то очень важное про себя. И про остальных.
Источник — Русский репортер
